Song for banjo. Р.Киплинг.
пер. А. Сергеева
You mustn't leave a fiddle in the dump - You couldn't raft an organ up the Nile, And play it in an Equatorial swamp. I travel with the cooking-pots and pails - I'm sandwiched 'tween the coffee and the pork - And when the dusty column checks and tails, You should hhear me spur the reguard to a walk!
With my "Pilly-willy-winky-winky-popp!" | Пианино не потащишь на плечах, Скрипка сырости и тряски не снесет, Не поднять орган по Нилу на плотах, Чтоб играть среди тропических болот. А меня ты в вещевой впихнешь мешок, Словно ложку, плошку, кофе и бекон, - И когда усталый полк собьется с ног, Отстающих подбодрит мой мерный звон.
Этим “Пилли-вилли-винки-плинки-плей!” |
When it's good to make your will and say your prayer, You can hear my strumpty-tumpty overnight, Explaining ten to one was always fair. I'm the prophet of the Utterly Absurd, Of the Patently Impossible and Vain - And when the Thing that Couldn't has occured, Give me time to change my leg and go again.
With my "Tumpa-tumpa-tumpa-tumpa-tump!" | Перед боем, ночью, в час, когда пора Бога звать или писать письмо домой, “Стрампти-тампти” повторяет до утра: “Держись, дружок, рискуй, пока живой!” Я Мечты Опора, я Чудес Пророк, Я за Все, Чему на Свете не Бывать; Если ж Чудо совершится, дай мне срок Перестроиться - и в путь ступай опять. По пустыням “Тумпа-тумпа-тумпа-тумп!” - |
Ere he win to hearth and saddle of his own, - 'Mid the riot of the shearers at the shed, In the silence of the herder's hut alone - In the twilight on a bucket upside down, Hear me babble what the weakest won't confess - I am Memory and Torment - I am Town! I am all that ever went with evening dress!
With my "Tunka-tunka-tunka-tunka-tunk!" | Сто путей истопчет нищий Младший Сын Прежде, чем добудет собственный очаг, - Загрустит в пастушьей хижине один И к разгульным стригалям придет в барак, - И под вечер на ведерке кверху дном Забормочут струны исповедь без слов - Я Тоска, Растрава, Память о Былом, Я Призрак Стрэнда, фраков и балов. Тонким “Тонка-тонка-тонка-тонка-тонк!” |
Where the new-raised tropic city sweats and roars, I have sailed with Young Ulysses from the quay Till the anchor rumbled down on stranger shores. He is blooded to the open and the sky, He is taken in a snare that shall not fail, He shall hear me singing strongly, till he die, Like the shouting of a backstay in a gale.
With my "Hya! Heeya! Heeya! Hullah! Haul!" | За экватором, где громом якорей Новый город к новым странствиям зовет, Брал меня в каюту юный Одиссей, Вольный пленник экзотических широт. Он просторами до гроба покорен, Он поддался на приманку дальних стран, - Перед смертью в стоне струн услышит он, Как стенают снасти в ярый ураган. Я подначу: “Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка! Ну!” |
Up the pass that pacs the scud beneath our wheel - Round the bluff that sinks her thousand fathom sheer - Down the valley with our guttering brakes asqueal: Where the trestle groans and quivers in the snow, Where the many-shedded levels loop and twine, Hear me lled my reckless children from below Till we sing the Song of Roland to the pine!
With my "Tinka-tinka-tina-tinka-tink!" | Из расселины, где звезды видно днем, - На хребет, где фуры тонут в облаках, - Мимо пропастей прерывистым путем - И по склону на скулящих тормозах; А мостки и доски на снегу скрипят, А в лощине на камнях трясется кладь, - Я веду в поход отчаянных ребят “Песнь Роланда” горным соснам прокричать. Слышишь: “Томпа-томпа-томпа-томпа-той!” |
Common tunes that make you choke and blow your nose - Vulgar tunes that bring the laugh that brings the groan - I can rip your very heartstrings out with those; With the feasting, and the folly, and the fun - And the lying, and the lusting, and the drink, And the merry play that drops you, when you're done. To the thoughts that burn like irons if you think.
With my "Plunka-lunka-lunka-lunka-lunka!" | Что ни песня, то в душе переполох - От простецкой ты, моргнув, слезу сглотнешь, От похабной, хохотнув, обронишь вздох, - Это струны сердца я бросаю в дрожь; На попойке в кабаке, сквозь хриплый крик Услыхав меня, забудешь ложь и блуд, Загрустишь, и, если думать не отвык, Думы угольями совесть обожгут. Ты же видишь “Плонка-лонка-лонка-лонк!”, |
I have told the naked stars the Grief of Man! Let the trumpet snare the foeman to the proof - I have known Defeat, and mocked it as we ran! My bray ye may not alter nor mistake When I stand to jeer the fatted Soul of Things, But the Song of Lost Endeavour that I make, Is it hiddenh in the twanging of the strings?
With my "Ta-ra-rara-rara-ra-ra-rrrp!" | Пусть орган возносит стоны к потолку - Небу я скажу о Жребии Людском. Пусть труба трубит победный марш полку - Я труню над отступающим полком. Рокот мой никто превратно не поймет - Я глумлюсь над тем, кто Сонный Ленью сыт, Но и Песню про Проигранный Поход Бренчащая струна не утаит. Я стараюсь: “Тара-рара-рара-рра!” |
[Oh, the blue below the little fisher-huts!] That the Stealer stooping beachward filled with fire, Till she bore my iron head and ringing guts! By the wisdom of the centures I speak - To the tune of yestermorn I set the truth - I, the joy of llife unquestioned - I, the Greek - I, the everlasting Wonder-song of Youth!
With my "Tinka-tinka-tina-tinka-tink!" | Бог Путей мою Прабабку породил (О рыбачьи города над синевой!) - Новый век ублюдка Лиры наградил Дерзким нравом и железной головой. Я про Мудрость Древних Греков пропою И завет их старой песней передам: “Словно дети, изумляйтесь Бытию И радостно стремитесь к Чудесам!” Звонким “Тинка-тинка-тинка-тинка-тинн!” |
литература
Винки • имя • семья • друзья • выставки • ринг-дрессура • библиотека
